* * *
Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи,
настраивал я струны, прости меня, Боже!
И пел в восторге диком о счастье великом.
А счастье было сладко, но редко и кратко.
Отцвёл мой дальний берег давно и напрасно.
Звезда моих Америк взошла и погасла.
Поднявшись из долины почти до вершины,
я двинулся обратно, зачем — непонятно.
Капризные арены мой дар погубили,
корыстные царевны мой жар потушили.
Одна на свете дама, и та — моя мама,
меня любила просто, ни за что ни про что.
Смычок пришёл в негодность, струна истрепалась,
моя былая гордость до дна исчерпалась.
Людей просить не смею, царей не имею.
Тебя просить негоже, и всё же, о Боже!
Пройдя любовь-измену от края до края,
всему нашёл я цену. Цена небольшая.
Не дай мне, Боже, боле ни дрожи, ни боли,
взамен всего такого — Ты дай мне покоя.
Пускай дымятся где-то и степи, и горы.
Куда в мои-то лета мне эти просторы!
Пускай в иные страны текут океаны,
зачем, зачем, Владыко, мне столько воды-то!
Ручей, очаг и ложе — не больше, о Боже.
Избавь мой слабый гений от всяких учений.
Не нужно мне Сорбонны, но дай мне свободы!
И я, презрев лавины, дойду до вершины.
До горнего утёса, до высшего класса,
до главного вопроса, до смертного часа,
когда в одеждах белых сквозь первые вьюги
на мой отцветший берег слетят Твои слуги.
1986