ПЕСНЯ О РОДИНЕ
У меня претензий нет, амбиций ноль, эмоций тоже.
Я в иное время мог бы не вернуться с Халхин-Гола.
А теперь живу дай Боже. Что мне чья-либо буза вокруг престола!
У меня диплом, чего-то там, насчёт кран-балок.
Я его решил от скуки застеклить и в рамку вставить.
Вот сижу, точу рубанок. Больше ничего прибавить не хочу.
Могут возразить: а где же твой, допустим, идеал?
Принципы, допустим, в чём твои? Ты как на это дело смотришь?
Я на это дело так смотрю, что ни хрена не вижу.
Я ещё когда-когда мог не вернуться из Норильска.
Может, я кого обижу: мой, однако, идеал — Барбара Брыльска.
Принципы мои просты с тех пор, как лет в шестнадцать
понял я, что всё бессмысленно — и здесь, и на Плутоне.
Стоит ли зубами клацать, кто бы там ни восседал на троне...
Могут возразить: а что же, мол, пригорки, ручейки?
Родина, допустим, нация? Ты как на это дело смотришь?
Я на это дело так давно смотрю, что насмотрелся.
Я ещё и год назад мог не вернуться из Чикаго.
А вот — никуда не делся, вынырнул вблизи родного стяга...
Вон броневички гудят, гудят, гудят — влюбиться можно!
В них боевички сидят, сидят, сидят — салют Мальчишу!
Мне-то это всё не важно. Вас же, господа, прошу — чините крышу.
Станут уличать: зачем, мол, в голосе слеза?
Это не слеза, а насморк, — возражу, — и объясните, кстати:
что такое в речи вашей значит «верь, не плачь, надейся»?
Чем определён сей смутный оптимизм очей славянских?
Что такое значит «смейся» — если на дворе орда в таких повязках?
Нечего обхаживать меня, как октябрёнка.
Типа остальные умные, а я пенёк и лапоть.
Я готов смеяться звонко, только уж позвольте мне сперва доплакать.
1994